Актер Константин Шелягин (которого так и хочется назвать Иванычем из «Универа» на телеканале ТНТ) не сидит на месте. Между репетициями, гастролями и съемками он рассказал нам о проектах, над которыми сейчас работает, и о больших переменах в личной жизни.
Привет! Как дела?
Отлично, прекрасно, замечательно! Каникулы закончились, я невероятно этому рад. Ненавижу длинные праздники. Как сказал мой любимый режиссер Римас Туминас, пока есть жизнь — нужно жить. И абсолютно верно, что лучшая смена деятельности — это смена деятельности. Поэтому я здесь порепетировал, там поснимался, опять порепетировал, поспал часа три — и обратно. Обожаю такие графики, это абсолютно мое. А когда ты сидишь целыми днями, и уже написал что-то, почитал, сценарии изучил, свой написал и уже чуть ли не снимать пошел — чувствуешь себя как круассан, который в кофе окунули. Размякшим.
Как же ты тогда отдыхаешь?
Можно куда-то уехать. Жалею, что сейчас не поехал в Непал, я очень давно хочу это сделать — на гору Кайлас, в Катманду. Это не на лыжах покататься, а скорее про духовное очищение. Моя мама очень любит путешествовать в эти края, и я тоже мечтаю.
Что нового выходит по работе весной?
Я надеюсь, что «Универ» — это не точка в профессиональном смысле, а некая запятая — есть внутреннее ощущение недоигранности этих персонажей. Я вообще верю в интуицию, и мне кажется, этот проект будет продолжен. Я туда почти случайно попал и остался только потому, что персонаж хорошо «зашел». И как-то петелька-крючочек — и завертелось. У меня вообще все в жизни так происходит: проходил мимо Щукинского института, встретил друга, который туда поступал, и внезапно решил пойти тоже — так получил второе образование. Позвонил агенту поболтать — без особого энтузиазма попробовался на роль, а в итоге, кажется, получился отличный проект. Называется «Короче», это новый сериал канала «Супер»: очень быстрый монтаж, все начинается со слова «короче». «Короче, я решил выпить кофе» — и понеслось. Я за все время съемок так к этому и не привык — обычно тебе приносят сценарий, там тысяча листов, смена образов. А тут приходишь на площадку, и у тебя нет реплик. Иногда неделями просто сидишь в кадре. На выхлопе получится по-моему очень крутой проект с юмором, которого еще не было в России, — такие скорее чаплиновские ситуации, комедия положений. И тут все было легко, образ Иваныча мне приходилось прямо-таки «надевать» на себя, я же совсем не такой — я лиричный, мне образ юноши из восемнадцатого века как-то ближе.
Ты прости, конечно, но ты такой человек-зажигалка. Где у тебя лирика-то?
Возможно, это просто мое внутреннее ощущение. Короче, я в этом новом сериале играю Леху, который знает все лучше, чем «Википедия». Посмотри, это интересно. Еще у меня есть антрепризный спектакль, в котором я играю Время. Это история двух людей, чувства которых проходят сквозь время, такая пластическая пантомима, по факту время ими управляет и руководит и хочет, чтобы эти два персонажа постоянно встречались. Репетирую литературный вечер по Леониду Енгибарову. Он был великим клоуном, пантомимщиком, и у него прекрасные метафоричные рассказы — очень светлые тексты, что сейчас называется — «с месседжем». И есть еще французская комедия «Не всякий вор — грабитель». Играю вора, который залез в дом, и там начинают раскручивать целый клубок взаимоотношений. Я весь спектакль на площадке, то прячусь в шкафу, то разыгрываю что-то, то меня на люстру отправляют. И суть в том, что этот воришка намного честнее людей в этом доме, потому что людей там просто разъело этой червоточиной измен, а мой герой искренне любит свою жену. Именно поэтому не всякий вор — грабитель.
Не вполне комедийная роль с такой глубиной, внезапно. Тебе в подобных образах комфортно?
У меня сейчас вышел проект, над которым я долго работал, переживал, выстригал седые волосы, вот он как раз драматический. Мне всегда хотелось сыграть такого чуть-чуть мазохиста, человека, которому сделали очень больно и который так это не пережил, как будто в нем этот гвоздь боли сидит. Это «Смертельный тренинг», там всего четыре серии, и я очень горжусь этой работой. И я первый раз получил кайф от того, что я плачу в кадре, и это настоящие слезы, а не слезный карандаш. Потому что во мне тоже есть эта боль. Боли в принципе еще много, поэтому, надеюсь, это не последний драматический проект — мне понравилось, там все как-то по-честному.
Ты играешь или все-таки живешь чужую судьбу, не переключаясь?
Я вообще за старую школу. Мне интереснее воссоздавать жизнь человеческого духа, чужую судьбу. Это техника скорее Евстигнеева или любимого моего Михаила Чехова, ты черпаешь эти образы откуда-то из Вселенной, нужно их просто почувствовать. Понять, какие у твоего героя руки, как он берет чашку. Как улыбается или плачет. Не быть собой. Не знаю, может быть, я убегаю так от себя самого, но это самое интересное в работе.
У меня сейчас вышел проект, над которым я долго работал, переживал, выстригал седые волосы, вот он как раз драматический. Мне всегда хотелось сыграть такого чуть-чуть мазохиста, человека, которому сделали очень больно и который так это не пережил, как будто в нем этот гвоздь боли сидит. Это «Смертельный тренинг», там всего четыре серии, и я очень горжусь этой работой. И я первый раз получил кайф от того, что я плачу в кадре, и это настоящие слезы, а не слезный карандаш. Потому что во мне тоже есть эта боль. Боли в принципе еще много, поэтому, надеюсь, это не последний драматический проект — мне понравилось, там все как-то по-честному.
Ты играешь или все-таки живешь чужую судьбу, не переключаясь?
Я вообще за старую школу. Мне интереснее воссоздавать жизнь человеческого духа, чужую судьбу. Это техника скорее Евстигнеева или любимого моего Михаила Чехова, ты черпаешь эти образы откуда-то из Вселенной, нужно их просто почувствовать. Понять, какие у твоего героя руки, как он берет чашку. Как улыбается или плачет. Не быть собой. Не знаю, может быть, я убегаю так от себя самого, но это самое интересное в работе.
Ты себя не боишься потерять?
Нет, я-то — это всегда я. Хотя я вообще не знаю, кто я, это сложный вопрос. Мне 29, я только сейчас начинаю задумываться о том, кто же я и куда иду, только начинаю вставать на этот путь понимания. Пока я знаю, как круто делать то, что ты хочешь именно сейчас, и не торопиться. Мне захотелось написать книгу — я написал. Захотелось записать песню — я записал. Все, кто слушает, говорят, что аранжировка ужасная, а стихи очень хорошие. Именно этого мне и хотелось — поделиться своими чувствами. Путь к себе — он такой, долгий и не всегда простой.
Нет, я-то — это всегда я. Хотя я вообще не знаю, кто я, это сложный вопрос. Мне 29, я только сейчас начинаю задумываться о том, кто же я и куда иду, только начинаю вставать на этот путь понимания. Пока я знаю, как круто делать то, что ты хочешь именно сейчас, и не торопиться. Мне захотелось написать книгу — я написал. Захотелось записать песню — я записал. Все, кто слушает, говорят, что аранжировка ужасная, а стихи очень хорошие. Именно этого мне и хотелось — поделиться своими чувствами. Путь к себе — он такой, долгий и не всегда простой.
Мне кажется, такие внутренние перемены всегда начинаются от внешних. Это правда?
Да, до того меня носило из отношений в отношения, сейчас совсем другой период. Без глубоких привязанностей.
Подожди, у тебя же ребенок есть.
Ребенок есть, жены нет. Раньше был примерным семьянином, с работы домой. Сейчас нет.
Да, до того меня носило из отношений в отношения, сейчас совсем другой период. Без глубоких привязанностей.
Подожди, у тебя же ребенок есть.
Ребенок есть, жены нет. Раньше был примерным семьянином, с работы домой. Сейчас нет.
Ранний брак? Пути разошлись?
У меня спектакль Бунина есть, «Остановка» — четыре истории любви, все четыре несчастливые. Я вообще думаю, что, может быть, счастье просто… конечно. Не бывает бесконечного, иначе бы все люди на земле ходили блаженные. Есть у нас тут какой-то Данте, по-моему, у каждого свои круги. Кто-то богатый, но нет детей, у кого-то есть семья и дети, но все время пилят по поводу денег. У кого-то вроде бы все хорошо, и с деньгами, и с семьей, но нет любимой профессии. Возможно, у каждого человека есть это недостижимое, которого всегда не хватает, по-моему, это немножко похоже на философию Шопенгауэра. Очень полюбил его мысли, невероятно интересно читать. Он, кстати, считает, что прелюбодеяние — это не грех.
У меня спектакль Бунина есть, «Остановка» — четыре истории любви, все четыре несчастливые. Я вообще думаю, что, может быть, счастье просто… конечно. Не бывает бесконечного, иначе бы все люди на земле ходили блаженные. Есть у нас тут какой-то Данте, по-моему, у каждого свои круги. Кто-то богатый, но нет детей, у кого-то есть семья и дети, но все время пилят по поводу денег. У кого-то вроде бы все хорошо, и с деньгами, и с семьей, но нет любимой профессии. Возможно, у каждого человека есть это недостижимое, которого всегда не хватает, по-моему, это немножко похоже на философию Шопенгауэра. Очень полюбил его мысли, невероятно интересно читать. Он, кстати, считает, что прелюбодеяние — это не грех.
В буквальном понимании слово «грех» применимо только к церковным учениям.
Да, а вспомни античность — у них вообще все «хорошо» было с нравственностью. Но чтобы не было какого-то двоякого смысла — я не приверженец таких отношений, я просто за искренность между людьми. Нужно стараться всегда быть ближе к правде, во всех смыслах.
Любопытно — актерская профессия же построена отнюдь не на честности, если мы опять же о бук-вальном понимании
слова. Это даже не о погружении в роль скорее, а о том, что мир видит в тебе прежде всего актера, звезду.
Не люблю слова «звезда». Звезды на небе светят, а я актер, у меня просто профессия публичная. Когда мы с телеканалом ТНТ ездили по городам прошлой осенью, я встречался там с людьми, мы разговаривали. Я в принципе никогда не отказываю в просьбе сфотографироваться, например, но все-таки хочется какого-то нормального человеческого разговора. И очень многие тогда написали мне, что я не такой, каким казался. И честность здесь как раз в том, чтобы четко понимать, что это просто моя работа. Я всегда стараюсь быть честным. И добрым. По-моему, гнев и ненависть — это самые ужасные чувства. И я верю в систему бумеранга: если хочешь получать от жизни добро — значит, все время нужно генерировать и отдавать добро, и оно к тебе вернется. И вообще, неизвестно, когда наступит день икс и все закончится. Нужно жить так, чтобы не пришлось уносить с собой никаких невыполненных дел.
Список дел есть?
Дело, наверное, одно, но глобальное. Я верю, что все время нужно творить, создавать. У себя в воображении, на бумаге, с людьми, в кино — везде и всюду. Чем больше ты творишь, а не вытворяешь — тем больше ты оставишь после себя, себя оставишь. Я вот сына своего прекрасного оставлю. Что он скажет? Папа был вот таким дураком, писал книги, в кино снимался, в театре играл, записки его сохранились, мысли, философия его. И смотри, почему у нас все хотят стать литераторами? Возьмем кино: никто сейчас не вспомнит, кто такой Тарковский. А кто такой Пушкин — знают все, и Достоевского знают. И будут знать — человеческая боль ведь неизменна, века проходят, а Ромео, Джульетта и Макбет как нас интересовали, так и интересуют. Темы-то одни и те же — 26 известных драматических ситуаций, и вся наша жизнь из них состоит. Нобелевскую премию дадут тому, кто увидит 27-ю. Разве что надежда есть, что наши дети будут по-другому жить.
Ты думаешь, будут?
Нет, конечно. Но… «Наши дети будут лучше, чем мы, лучше, чем мы», — пел Баста. Как будто мы создаем наших детей, чтобы они были лучше. Каждое поколение на это надеется. Что мой ребенок будет более счастливый, более талантливый, быстрее найдет свой правильный путь в жизни. Все у него будет складываться легче, и женщина у него будет одна, сразу и навсегда. Детей будет много, и будут они на яхтах ездить и жить в Марокко, много путешествовать и прямо-таки впитывать такую хорошую, солнечную жизнь. Моя мама точно так же надеялась про меня — но вот с одной женщиной уже понятно, что мимо.
А разве не важнее, чтобы человек был просто счастлив?
Согласен. Главное — вовремя разойтись. Гришковец про это замечательно говорил. Когда вот на тебя обрушивается эта любовь, а у тебя были намечены какие-то планы вчера. А когда на тебя это уже обрушилось — ну какие планы? И никуда не деться. И ты идешь — нет, не ты, твое тело идет, а твой мозг сужает мир до конкретно одного человека. А потом что-то происходит, что-то проходит, то сам уходишь, то она уходит, а потом ей хочется, чтобы ты ее вернул, а ты не возвращаешь, это значит, что придется возвращаться самой. А это самое гадкое. А потом вроде бы все. И так тоскливо как будто, а затем ты понимаешь, что этот твой маленький мирок опять начинает наполняться какими-то интересами. Тебе опять интересно гулять в парке, кататься на лыжах. Ты опять начинаешь жить заново.
Только мы все равно хотим, надеемся, ждем, что это будет навсегда. И счастье это чтобы все до секундочки продлилось как можно дольше.
Да, ты в душе лирик, действительно.
Текст: Марина Миллер
Да, а вспомни античность — у них вообще все «хорошо» было с нравственностью. Но чтобы не было какого-то двоякого смысла — я не приверженец таких отношений, я просто за искренность между людьми. Нужно стараться всегда быть ближе к правде, во всех смыслах.
Любопытно — актерская профессия же построена отнюдь не на честности, если мы опять же о бук-вальном понимании
слова. Это даже не о погружении в роль скорее, а о том, что мир видит в тебе прежде всего актера, звезду.
Не люблю слова «звезда». Звезды на небе светят, а я актер, у меня просто профессия публичная. Когда мы с телеканалом ТНТ ездили по городам прошлой осенью, я встречался там с людьми, мы разговаривали. Я в принципе никогда не отказываю в просьбе сфотографироваться, например, но все-таки хочется какого-то нормального человеческого разговора. И очень многие тогда написали мне, что я не такой, каким казался. И честность здесь как раз в том, чтобы четко понимать, что это просто моя работа. Я всегда стараюсь быть честным. И добрым. По-моему, гнев и ненависть — это самые ужасные чувства. И я верю в систему бумеранга: если хочешь получать от жизни добро — значит, все время нужно генерировать и отдавать добро, и оно к тебе вернется. И вообще, неизвестно, когда наступит день икс и все закончится. Нужно жить так, чтобы не пришлось уносить с собой никаких невыполненных дел.
Список дел есть?
Дело, наверное, одно, но глобальное. Я верю, что все время нужно творить, создавать. У себя в воображении, на бумаге, с людьми, в кино — везде и всюду. Чем больше ты творишь, а не вытворяешь — тем больше ты оставишь после себя, себя оставишь. Я вот сына своего прекрасного оставлю. Что он скажет? Папа был вот таким дураком, писал книги, в кино снимался, в театре играл, записки его сохранились, мысли, философия его. И смотри, почему у нас все хотят стать литераторами? Возьмем кино: никто сейчас не вспомнит, кто такой Тарковский. А кто такой Пушкин — знают все, и Достоевского знают. И будут знать — человеческая боль ведь неизменна, века проходят, а Ромео, Джульетта и Макбет как нас интересовали, так и интересуют. Темы-то одни и те же — 26 известных драматических ситуаций, и вся наша жизнь из них состоит. Нобелевскую премию дадут тому, кто увидит 27-ю. Разве что надежда есть, что наши дети будут по-другому жить.
Ты думаешь, будут?
Нет, конечно. Но… «Наши дети будут лучше, чем мы, лучше, чем мы», — пел Баста. Как будто мы создаем наших детей, чтобы они были лучше. Каждое поколение на это надеется. Что мой ребенок будет более счастливый, более талантливый, быстрее найдет свой правильный путь в жизни. Все у него будет складываться легче, и женщина у него будет одна, сразу и навсегда. Детей будет много, и будут они на яхтах ездить и жить в Марокко, много путешествовать и прямо-таки впитывать такую хорошую, солнечную жизнь. Моя мама точно так же надеялась про меня — но вот с одной женщиной уже понятно, что мимо.
А разве не важнее, чтобы человек был просто счастлив?
Согласен. Главное — вовремя разойтись. Гришковец про это замечательно говорил. Когда вот на тебя обрушивается эта любовь, а у тебя были намечены какие-то планы вчера. А когда на тебя это уже обрушилось — ну какие планы? И никуда не деться. И ты идешь — нет, не ты, твое тело идет, а твой мозг сужает мир до конкретно одного человека. А потом что-то происходит, что-то проходит, то сам уходишь, то она уходит, а потом ей хочется, чтобы ты ее вернул, а ты не возвращаешь, это значит, что придется возвращаться самой. А это самое гадкое. А потом вроде бы все. И так тоскливо как будто, а затем ты понимаешь, что этот твой маленький мирок опять начинает наполняться какими-то интересами. Тебе опять интересно гулять в парке, кататься на лыжах. Ты опять начинаешь жить заново.
Только мы все равно хотим, надеемся, ждем, что это будет навсегда. И счастье это чтобы все до секундочки продлилось как можно дольше.
Да, ты в душе лирик, действительно.
Текст: Марина Миллер
Фотограф: Николай Темников
Стилист: Ольга Лосина
Визажист / стилист по волосам: Татьяна Коноплева
Продюсер: Дарья Редина
Благодарим за помощь в проведении съемки фотостудию APRIORI photo